Зов полярных широт - 2

ВЛАДИСЛАВУ ГЕРБОВИЧУ МУЖЕСТВЕННОМУ ПОЛЯРНИКУ И НЕСГИБАЕМОМУ ЧЕЛОВЕКУ - С ЛЮБОВЬЮ

ИЗ ЗАПИСОК ГРУЗДЕВА

Попробую разобраться, с чего все началось. Нелегкое это дело - разложить по полочкам причины и следствия. Впрочем, в этом есть и свой плюс, ведь наша память вроде решета: труха проваливается, а существенное остается.

Конечно же, все началось с предложения Семенова! Не призови он нас тогда остаться, но было бы и этой истории. Семенова я не любил. Общаясь с ним, я постоянно чувствовал его извечную, давящую правоту, превосходство его сотканной из одних достоинств личности над своей ущербной. Будь у него герб, на нем следовало бы отчеканить: «Долг, справедливость, дисциплина и порядок!» Для меня же этого многовато. Если такие категории, как долг и справедливость, я воспринимаю всерьез, то дисциплина и порядок еще со школьной скамьи внушают мне ужас. Оки предполагают беспрекословное подчинение любым распоряжениям свыше, против чего вопиет все мое существо. Терпеть не могу железной дисциплины! В моей характеристике после дрейфа на Льдине было написано: «Инженер‑локаторщик и магнитолог высокой квалификации. В коллективе уживается трудно, не всегда дисциплинирован», - почти что волчий билет для полярника. Уверен, что Семенов ни за что не взял бы меня в экспедицию, если бы накануне посадки на «Обь» не попал в автомобильную аварию Дима Кузьмин. Вот и пришлось взять первого же попавшегося под руку кандидата, каковым оказался ваш покорный слуга.

Хотите неожиданное признание? Начальником станции Семенов был идеальным. Меня он не раз обижал, даже оскорблял, и наедине с самим собой я мог бы расправиться с ним, как повар с картошкой, мне это сделать проще, чем; турецкому султану послать шнурок провинившемуся аге; но я, как говорил Александр Сергеевич, «пишу не для похвал», а исповедуюсь, поэтому ни кривить душой, ни просто врать не стану: что было, то было. Да, начальником Семенов был идеальным - в том смысле, что распускаться никому не позволял. С такой братвой, как зимовщики, иначе нельзя: рука, ведущая их к новым свершениям, должна быть в Железной перчатке.

Ладно, об этом потом, а то перо уводит меня в сторону. Скажу только одно: зимовка наша прошла удачно. Были, конечно, отдельные случаи - нетипичные, как принято их называть, но последствий они не имели. Не очень‑то распоется воробышек в железной перчатке!

А теперь введу вас в обстановку.

Положите перед собой карту мира, отыщите в Антарктиде Землю Королевы Мод и определите точку с координатами 70 градусов южной широты и 13 градусов восточной долготы. Примерно в данной точке и находится станция Лазарев - вернее, погребенное под снегом помещение бывшей станции, давно оставленной полярниками. А произошло это потому, что место для станции было выбрано не очень удачное - на шельфовом леднике.

Поясню, что это такое. На Антарктиду природа нахлобучила ледяную шапку - купол толщиной местами больше четырех километров. К берегам купол понижается и образует ледники, имеющие тенденцию сползать в море, раскалываться и превращаться в айсберги. Но бывает, что гигантский ледник, покидая континент, ложится на море, как на пуховую постель, и спокойненько лежит себе этаким лжеберегом, вводя в заблуждение не подозревающих о таком надувательстве географов. Отметишь этот берег на карте, дашь ому чье‑нибудь громкое имя, а через год вернешься - нет берега, испарился! Скандал! И человек, чье имя дали, обижается, и над географом смеются: принял шельфовый ледник за континент! А воды Южного океана бороздят айсберги, бывшие год назад тем самым лжеберегом.

На краю шельфового ледника и построили в свое время станцию Лазарев. Представляете, каково было на ней зимовать? Ребята ложились спать и не знали, проснутся ли они вообще, а если и проснутся, то где - в своих постелях или на айсберге.

Попробую разобраться, с чего все началось. Нелегкое это дело – разложить по полочкам причины и следствия. Впрочем, в этом есть и свой плюс, ведь наша память вроде решета: труха проваливается, а существенное остается.

Конечно же, все началось с предложения Семёнова! Не призови он нас тогда остаться, но было бы и этой истории. Семёнова я не любил. Общаясь с ним, я постоянно чувствовал его извечную, давящую правоту, превосходство его сотканной из одних достоинств личности над своей ущербной. Будь у него герб, на нем следовало бы отчеканить: «Долг, справедливость, дисциплина и порядок!» Для меня же этого многовато. Если такие категории, как долг и справедливость, я воспринимаю всерьез, то дисциплина и порядок еще со школьной скамьи внушают мне ужас. Они предполагают беспрекословное подчинение любым распоряжениям свыше, против чего вопиет все мое существо. Терпеть не могу железной дисциплины! В моей характеристике после дрейфа на Льдине было написано: «Инженер-локаторщик и магнитолог высокой квалификации. В коллективе уживается трудно, не всегда дисциплинирован», – почти что волчий билет для полярника. Уверен, что Семёнов ни за что не взял бы меня в экспедицию, если бы накануне посадки на «Обь» не попал в автомобильную аварию Дима Кузьмин. Вот и пришлось взять первого же попавшегося под руку кандидата, каковым оказался ваш покорный слуга.

Хотите неожиданное признание? Начальником станции Семёнов был идеальным. Меня он не раз обижал, даже оскорблял, и наедине с самим собой я мог бы расправиться с ним, как повар с картошкой, мне это сделать проще, чем; турецкому султану послать шнурок провинившемуся аге; но я, как говорил Александр Сергеевич, «пишу не для похвал», а исповедуюсь, поэтому ни кривить душой, ни просто врать не стану: что было, то было. Да, начальником Семёнов был идеальным – в том смысле, что распускаться никому не позволял. С такой братвой, как зимовщики, иначе нельзя: рука, ведущая их к новым свершениям, должна быть в Железной перчатке.

Ладно, об этом потом, а то перо уводит меня в сторону. Скажу только одно: зимовка наша прошла удачно. Были, конечно, отдельные случаи – нетипичные, как принято их называть, но последствий они не имели. Не очень-то распоется воробышек в железной перчатке!

А теперь введу вас в обстановку.

Положите перед собой карту мира, отыщите в Антарктиде Землю Королевы Мод и определите точку с координатами 70 градусов южной широты и 13 градусов восточной долготы. Примерно в данной точке и находится станция Лазарев – вернее, погребенное под снегом помещение бывшей станции, давно оставленной полярниками. А произошло это потому, что место для станции было выбрано не очень удачное – на шельфовом леднике.

Поясню, что это такое. На Антарктиду природа нахлобучила ледяную шапку – купол толщиной местами больше четырех километров. К берегам купол понижается и образует ледники, имеющие тенденцию сползать в море, раскалываться и превращаться в айсберги. Но бывает, что гигантский ледник, покидая континент, ложится на море, как на пуховую постель, и спокойненько лежит себе этаким лжеберегом, вводя в заблуждение не подозревающих о таком надувательстве географов. Отметишь этот берег на карте, дашь ому чье-нибудь громкое имя, а через год вернешься – нет берега, испарился! Скандал! И человек, чье имя дали, обижается, и над географом смеются: принял шельфовый ледник за континент! А воды Южного океана бороздят айсберги, бывшие год назад тем самым лжеберегом.

На краю шельфового ледника и построили в свое время станцию Лазарев. Представляете, каково было на ней зимовать? Ребята ложились спать и не знали, проснутся ли они вообще, а если и проснутся, то где – в своих постелях или на айсберге. И хотя тот ледник до сего дня не ухнул в море, станцию решили перевести в более пригодное для жилья место. Оно нашлось в восьмидесяти километрах от побережья, в оазисе Ширмахера, где и была сооружена Новолазаревская. Там мы и зимовали.

Остается объяснить вам одно: почему мы оказались на станции Лазарев, каким ветром нас туда занесло.

Как было сказано выше, благодаря нашему отцу-командиру (словечко не мое – Вени Филатова) Сергею Николаевичу Семёнову.

Впрочем, то была лишь инициатива, а не приказ – уточняю в интересах истины. Когда в феврале пришла «Обь» с новой сменой, Семёнов собрал нас и предложил: «Чем болтаться пассажирами на корабле, пока он будет обходить станции и разгружаться, лучше поможем новой смене. А через два месяца «Обь» за нами вернется». Без энтузиазма и оваций, но согласились, логика в этом предложении была. Помогли сменщикам построить еще один дом, наладить быт и работу, а когда «Обь» стала приближаться, вышли на двух тягачах с балками ей навстречу. Рандеву было назначено у станции Лазарев.

Вот, кажется, и все.

Стоп, еще не все. Нужно рассказать об одном важном обстоятельстве.

Дорога от Новолазаревской к морю так же мало напоминает привычную вашему взгляду автостраду, как пещера дикаря – Грановитую палату. Представьте себе поверхность ледника, пустынную, обдуваемую свирепым и ветрами, изобилующую трещинами, – пока падаешь, успеешь три раза повторить таблицу умножения, и каждая эта сволочная трещина замаскирована снежным мостом, который иной раз и тягач выдержит, а другой и под человеком рухнет. Шаткое, скажем прямо, инженерное сооружение. Светлым полярным летом по такой магистрали идешь – и то с огромным и всепоглощающим вниманием под ноги смотришь, а мы отправились в путь в начале апреля, в надвигающиеся осенние сумерки. Два раза чуть не провалились, но отделались легким испугом: в одном случае трещина оказалась шириной с метр, а в другом Веня успел тормознуть, когда тягач уже повис над входом в преисподнюю. Потом, правда, Веня с полчаса икал, но, как заметил Бармин, это было сугубо личным делом Вени, тем более что для здоровья человека икота не так вредна, как падение в пропасть. А если без кладбищенского юмора, то лишь когда показался «небоскреб» – полузанесенная снегом вышка аэрологического павильона станции Лазарев, – мы вздохнули с облегчением.

Почему это обстоятельство – тяжелая дорога – важное, вы скоро поймете, а пока позвольте констатировать: мы, старая смена Новолазаревской, за трое суток с грехом пополам доползли до моря и с лютым нетерпением стали ожидать подхода «Оби».

«Обь» в двухстах километрах!

Эту новость только что выловил из эфира Костя Томилин. Двести километров – это десять часов ходу для нашей единственной в мире, пламенно любимой «Оби» с ее допотопными двенадцатью узлами. Ладно. Ждали четырнадцать месяцев, подождем еще десять часов. Море свободно ото льда, сколько хватает глаз – водная гладь. Припай унесло – большая удача. Значит, «Обь» прямехонько подойдет и пришвартуется к ледяному барьеру, высота которого у Лазарева метров пятнадцать, чуть не вровень с бортом, – тоже хорошо, меньше хлопот. Погрузим старенькие тягачи, давно мечтающие подлечить свои распухшие от работы и холода суставы, переберемся сами – и прости-прощай, белый материк, приют наш ледовый, долго мы с тобой не увидимся. Я, во всяком случае, бросать монеты в море не стану – Арктика по мне уютнее: и жизни в ней больше и к дому ближе. Десять часов до подхода «Оби», и я счастлив. Не десять месяцев, недель или дней, а десять часов, черт возьми! На «Оби» я буду по утрам принимать душ, весь день читать книги и видеть не во снах, а наяву женщин – их там шесть или, кажется, семь, не помню. Не ухмыляйтесь, циники, даже просто видеть живых женщин – большая радость для мужчины, хотя, честно говоря, лучше бы их на борту не было вовсе. На «Оби» я буду с каждым днем на пятьсот километров приближаться к дому, ясно? Через сорок дней я сойду на асфальт причала и с головой окунусь в жизнь, которую до муки, отчаянно люблю!

Позади – год тяжелой зимовки, впереди – долгожданное возвращение домой, на родину. Все разговоры – об этом самом главном в жизни полярника событии, ибо, как сказал Фритьоф Нансен, «главная прелесть всякого путешествия – в возвращении».

Ледокол «Обь» приближается к станции Лазарев, полярники готовятся к встрече, но – корабль не может пробиться через мощный десятибалльный лед. Между «Обью» и станцией Лазарев – сто пятьдесят километров сплошного непроходимого льда…

Обмен радиограммами приводит к такому решению: «Обь», на борту которой находятся летчики, возвращается к станции Молодежная, где законсервирован самолет ЛИ-2, и отзимовавшая смена будет эвакуирована с Лазарева по воздуху.

Томительное ожидание… Все одиннадцать полярников понимают, что над возвращением домой нависла серьезная угроза, отнюдь не исключен вариант, при котором придется остаться зимовать на второй год. Мысль об этом невыносима для всех.

Правообладателям! Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает Ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Самый Свежачок! Книжные поступления за сегодня

• Рыбка из «Аквариума»
  Папоров Юрий Николаевич
  Документальная литература , Биографии и Мемуары ,
  

  В основе книги - подлинные события в неординарной судьбе Петра Серко - бывшего фронтовика, ставшего разведчиком-нелегалом знаменитого «Аквариума», засланного в Мексику под именем швейцарского предпринимателя. Согласно разработанному в Москве плану, он женится на мексиканке. Возникает дилемма - «разведка или любовь». Герой книги намерен выйти из игры. Это не нравится его начальству в Москве. Последствия не заставляют себя ждать…

• Крестовые походы. Идея и реальность
  Лучицкая Светлана Игоревна
  Наука, Образование , История
  

  Крестоносное движение было одним из самых важных и значимых явлений в мировой истории. И вместе с тем у нас до сих пор нет ясного и четкого ответа на вопрос о том, что же такое крестовые походы. Как возникла эта идея? Кого считали крестоносцем в Средние века? Сколько было крестовых походов? Как и почему закончились эти военно-религиозные экспедиции? Наконец, какими были культурно-исторические итоги крестоносного движения для Запада и Востока? Над этими и многими другими вопросами размышляет автор книги, пересматривая некоторые традиционные точки зрения об этой интереснейшей эпохе. С. И. Лучицкая - историк-медиевист (Институт всеобщей истории РАН), изучает христианские представления об исламе, автор более ста работ по истории Средних веков и средневековой культуры.

• Презренный кат
  Филиппов Алексей Николаевич
  Детективы и Триллеры , Исторический детектив
  

  Это произведение, написано автором «Самиздата» - одним из номинантов «Детективного конкурса Литвиновых», инициаторами и организаторами которого выступили популярные авторы детективного жанра и редакторы «Эксмо» (крупнейшего поставщика детективных талантов на книжный рынок).

  Данная конкурсная работа представлена сейчас на Ваш читательский суд.

  Прочтите и напишите о прочитанном! От Вас, читателей, зависит чья-то писательская судьба…

• Можем и должны! Мнение психиатра-нарколога
  Берштейн Владимир Матвеевич
  Домоводство (Дом и семья) , Здоровье
  

  На основе врачебной практики автор - главврач республиканского наркологического диспансера анализирует причины, порождающие пьянство. Обосновываются возможности и пути полного отказа от употребления спиртных напитков. Речь идет также о системе противоалкогольного воспитания детей в семье и школе, о роли правильно организованного досуга.

• Клавдий. Нежданный император
  Ренуччи Пьер
  Документальная литература , Биографии и Мемуары
  

  Император Клавдий (Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, 10 до н. э. – 54 н. э.), правивший после порочного садиста Тиберия и безумного чудовища Калигулы и до Нерона, который был и тем и другим одновременно, стал наименее известным из императоров династии Юлиев - Клавдиев. Но недооцененный преемник Калигулы оказался крупным государственным деятелем и талантливым политиком, который не побоялся настроить против себя традиционный политический класс, доверив высокие посты в администрации бывшим рабам, введя в сенат выходцев из провинций и сыновей вольноотпущенников, издав законы в пользу женщин и рабов. Скончавшись в 54 году, он оставит после себя мирную и богатую Империю, расширившую свои границы, с усовершенствованной администрацией и эффективной судебной системой. Его трагедией стало то, что он был женат на двух непомерно властолюбивых женщинах, беспрестанно вмешивавшихся в дела государства.

Набор «Неделька» -- топ новинок -- лидеров за неделю!

• Его невыносимая ведьма
  Гордова Валентина
  Любовные романы , Любовно-фантастические романы ,
  

  Если у сестры неприятности – её нельзя оставлять на произвол судьбы!

  Если путём нехитрых манипуляций вы оказались на её месте – нельзя опускать руки!

  Если у вас есть всего месяц, чтобы заставить её жениха отказаться от свадьбы – используйте его с умом!

  Причём обоих.

  
  

  Всё, что вам нужно знать об этой книге: «Вдруг, откуда ни возьмись, появилась я, смирись».

  
  

  Обещанная история про ректора из Величества и его ведьмочку:)

  Самостоятельная история

  
  

  За сумасшедшую обложку спасибо любимой Габриэлле Риччи

  
  

  Всех люблю

• Избранница изумрудного трона
  Минаева Анна
  Любовные романы , Любовно-фантастические романы ,
  

  Попала, так попала. Да еще и в другой мир! Колдун, называющий себя Защитником, твердит, что я убила ведьму. Ту самую, которая могла мне помочь. Доказать свою невиновность - полбеды, сложнее получить обратный билет домой. Да только кому довериться? Защитнику, который чуть не убил меня в первую встречу, или королю, чьи поступки меня удивляют?

• Академия асуров
  Вилар Елена
  Фантастика , Фэнтези
  

  С каждым человеком в нашем замечательном мире может произойти нечто, в корне меняющее его восприятие действительности. Нет? Ха! А я утверждаю, что с каждым. Всего-то нужно изначально допустить в свое мировосприятие то, что не было заложено родителями, не объяснялось в детском саду и в школе. Но главное, что вы сами боялись допустить.

Владимир Санин.

Трудно отпускает Антарктида

Владиславу Гербовичу,

мужественному полярнику

и несгибаемому человеку - с любовью

ИЗ ЗАПИСОК ГРУЗДЕВА

Попробую разобраться, с чего все началось. Нелегкое это дело - разложить по полочкам причины и следствия. Впрочем, в этом есть и свой плюс, ведь наша память вроде решета: труха проваливается, а существенное остается.

Конечно же, все началось с предложения Семенова! Не призови он нас тогда остаться, но было бы и этой истории. Семенова я не любил.

Общаясь с ним, я постоянно чувствовал его извечную, давящую правоту, превосходство его сотканной из одних достоинств личности над своей ущербной. Будь у него герб, на нем следовало бы отчеканить: «Долг, справедливость, дисциплина и порядок!» Для меня же этого многовато. Если такие категории, как долг и справедливость, я воспринимаю всерьез, то дисциплина и порядок еще со школьной скамьи внушают мне ужас. Они предполагают беспрекословное подчинение любым распоряжениям свыше, против чего вопиет все мое существо. Терпеть не могу железной дисциплины! В моей характеристике после дрейфа на Льдине было написано: «Инженер-локаторщик и магнитолог высокой квалификации. В коллективе уживается трудно, не всегда дисциплинирован», - почти что волчий билет для полярника. Уверен, что Семенов ни за что не взял бы меня в экспедицию, если бы накануне посадки на «Обь» не попал в автомобильную аварию Дима Кузьмин. Вот и пришлось взять первого же попавшегося под руку кандидата, каковым оказался ваш покорный слуга.

Хотите неожиданное признание? Начальником станции Семенов был идеальным. Меня он не раз обижал, даже оскорблял, и наедине с самим собой я мог бы расправиться с ним, как повар с картошкой, мне это сделать проще, чем турецкому султану послать шнурок провинившемуся аге; но я, как говорил Александр Сергеевич, «пишу не для похвал», а исповедуюсь, поэтому ни кривить душой, ни просто врать не стану: что было, то было. Да, начальником Семенов был идеальным - в том смысле, что распускаться никому не позволял. С такой братвой, как зимовщики, иначе нельзя: рука, ведущая их к новым свершениям, должна быть в железной перчатке.

Ладно, об этом потом, а то перо уводит меня в сторону. Скажу только одно: зимовка наша прошла удачно. Были, конечно, отдельные случаи - нетипичные, как принято их называть, но последствий они не имели. Не очень-то распоется воробышек в железной перчатке!

А теперь введу вас в обстановку.

Положите перед собой карту мира, отыщите в Антарктиде Землю Королевы Мод и определите точку с координатами 70 градусов южной широты и 13 градусов восточной долготы. Примерно в данной точке и находится станция Лазарев - вернее, погребенное под снегом помещение бывшей станции, давно оставленной полярниками. А произошло это потому, что место для станции было выбрано не очень удачное - на шельфовом леднике.

Поясню, что это такое. На Антарктиду природа нахлобучила ледяную шапку - купол толщиной местами больше четырех километров. К берегам купол понижается и образует ледники, имеющие тенденцию сползать в море, раскалываться и превращаться в айсберги. Но бывает, что гигантский ледник, покидая континент, ложится на море, как на пуховую постель, и спокойненько лежит себе этаким лжеберегом, вводя в заблуждение не подозревающих о таком надувательстве географов. Отметишь этот берег на карте, дашь ему чье-нибудь громкое имя, а через год вернешься - нет берега, испарился! Скандал! И человек, чье имя дали, обижается, и над географом смеются: принял шельфовый ледник за континент! А воды Южного океана бороздят айсберги, бывшие год назад тем самым лжеберегом.

На краю шельфового ледника и построили в свое время станцию Лазарев. Представляете, каково было на ней зимовать? Ребята ложились спать и не знали, проснутся ли они вообще, а если и проснутся, то где - в своих постелях или на айсберге. И хотя тот ледник до сего дня не ухнул в море, станцию решили перевести в более пригодное для жилья место. Оно нашлось в восьмидесяти километрах от побережья, в оазисе Ширмахера, где и была сооружена Новолазаревская. Там мы и зимовали.

Остается объяснить вам одно: почему мы оказались на станции Лазарев, каким ветром нас туда занесло.

Как было сказано выше, благодаря нашему отцу-командиру (словечко не мое - Вени Филатова) Сергею Николаевичу Семенову.

Впрочем, то была лишь инициатива, а не приказ - уточняю в интересах истины. Когда в феврале пришла «Обь» с новой сменой, Семенов собрал нас и предложил: «Чем болтаться пассажирами на корабле, пока он будет обходить станции и разгружаться, лучше поможем новой смене. А через два месяца „Обь“ за нами вернется». Без энтузиазма и оваций, но согласились, логика в этом предложении была. Помогли сменщикам построить еще один дом, наладить быт и работу, а когда «Обь» стала приближаться, вышли на двух тягачах с балками ей навстречу. Рандеву было назначено у станции Лазарев.

Вот, кажется, и все.

Стоп, еще не все. Нужно рассказать об одном важном обстоятельстве.

Дорога от Новолазаревской к морю так же мало напоминает привычную вашему взгляду автостраду, как пещера дикаря - Грановитую палату. Представьте себе поверхность ледника, пустынную, обдуваемую свирепыми ветрами, изобилующую трещинами, - пока падаешь, успеешь три раза повторить таблицу умножения, и каждая эта сволочная трещина замаскирована снежным мостом, который иной раз и тягач выдержит, а другой и под человеком рухнет. Шаткое, скажем прямо, инженерное сооружение. Светлым полярным летом по такой магистрали идешь - и то с огромным и всепоглощающим вниманием под ноги смотришь, а мы отправились в путь в начале апреля, в надвигающиеся осенние сумерки. Два раза чуть не провалились, но отделались легким испугом: в одном случае трещина оказалась шириной с метр, а в другом Веня успел тормознуть, когда тягач уже повис над входом в преисподнюю. Потом, правда, Веня с полчаса икал, но, как заметил Бармин, это было сугубо личным делом Вени, тем более что для здоровья человека икота не так вредна, как падение в пропасть. А если без кладбищенского юмора, то лишь когда показался «небоскреб» - полузанесенная снегом вышка аэрологического павильона станции Лазарев, - мы вздохнули с облегчением.

Почему это обстоятельство - тяжелая дорога - важное, вы скоро поймете, а пока позвольте констатировать: мы, старая смена Новолазаревской, за трое суток с грехом пополам доползли до моря и с лютым нетерпением стали ожидать подхода «Оби».

«Обь» в двухстах километрах!

Эту новость только что выловил из эфира Костя Томилин. Двести километров - это десять часов ходу для нашей единственной в мире, пламенно любимой «Оби» с ее допотопными двенадцатью узлами. Ладно. Ждали четырнадцать месяцев, подождем еще десять часов. Море свободно ото льда, сколько хватает глаз - водная гладь. Припай унесло - большая удача. Значит, «Обь» прямехонько подойдет и пришвартуется к ледяному барьеру, высота которого у Лазарева метров пятнадцать, чуть не вровень с бортом, - тоже хорошо, меньше хлопот. Погрузим старенькие тягачи, давно мечтающие подлечить свои распухшие от работы и холода суставы, переберемся сами - и прости-прощай, белый материк, приют наш ледовый, долго мы с тобой не увидимся. Я, во всяком случае, бросать монеты в море не стану - Арктика по мне уютнее: и жизни в ней больше и к дому ближе.

Десять часов до подхода «Оби», и я счастлив. Не десять месяцев, недель или дней, а десять часов, черт возьми! На «Оби» я буду по утрам принимать душ, весь день читать книги и видеть не во снах, а наяву женщин - их там шесть или, кажется, семь, не помню. Не ухмыляйтесь, циники, даже просто видеть живых женщин - большая радость для мужчины, хотя, честно говоря, лучше бы их на борту не было вовсе. На «Оби» я буду с каждым днем на пятьсот километров приближаться к дому, ясно? Через сорок дней я сойду на асфальт причала и с головой окунусь в жизнь, которую до муки, отчаянно люблю!

Мы возвращаемся домой: этот факт нужно осмыслить, уж слишком крут зигзаг. С чего начать?

Вот мои товарищи. Не я их выбрал и не они меня: мы, как солдаты, оказались вместе по воле случая (или, вернее, Семенова). Зимовка силой притерла нас друг к другу, каждый из них, желанный или нет, вошел в мою жизнь и занял в ней свое место. Сейчас я не представляю себе дня без Гаранина, Бармина или Пухова - могу перечислить и всех остальных; на станции, если я несколько часов кого-либо не видел, то ощущал какое-то беспокойство, какое, наверное, ощущает пастух, не пересчитавший свое стадо. А через десять часов мы разойдемся по каютам и мгновенно перестанем служить деталями единого часового механизма. Возможно, по привычке еще долго будем общаться - слишком многое вместе пережито, но с течением времени неизбежно скажется разница в возрасте, характерах, интересах и обнаружится, что многие из нас не очень-то друг другу нужны. И однажды я, быть может, с сожалением почувствую, что мне не хочется продолжать философские споры с Гараниным, острить с доктором, слушать жалобы Пухова и травлю Филатова.

До сих пор хорошо помню аномально холодную зиму в Сургуте, когда столбики термометров опускались ниже -50 градусов. Тогда казалось, что город опустел. Бегущие куда-то пешеходы, как впрочем и автомобили, были большой редкостью. Многие компании, офисы были закрыты, люди сидели по домам. Для того, чтобы выйти улицу приходилось натягивать на себя все самое теплое, что имелось дома. Благо, такие сильные морозы стояли всего несколько дней, а потом вернулись привычные -30. И тогда это радовало. Лично мне переносить холод было тяжеловато.

Но вот как жить, когда температура опускается ниже - 70, и держится такой в течение нескольких месяцев, я даже не представляю. И при этом не сидеть дома в тепле, а работать, проводить часы на морозе, что-то строить и что-то чинить, что-то изучать. Здесь нужно огромное количество мужества, выносливости и терпения. Именно такие герои Санина. В них нет бравады и пафоса, это обычные полярники, которым приходится работать порой на грани возможностей в нечеловеческом холоде, по колено в сугробах, на ледниках. Но каждый из них, как бы ни был влюблен в Антарктиду, все же мечтает вернуться в теплый дом, где ждут родители, жена, дети.

Вот только что, если Антарктида не захочет отпускать их? Что если встанет выбор - остаться еще на год на ледяном неприветливом материке или выбираться оттуда, рискуя жизнями других людей? И что тогда? Делать, как велит сердце, или как велит Полярный закон. Тут уже каждый должен сам решить сам за себя. Давно книги не вызывали у меня такого чувства сопереживания. Здесь же буквально каждую страницу волновалась - как они поступят, удастся ли им выбраться, все ли останутся живы.

Вообще стоит отметить литературное мастерство Санина, вот это настоящая мужская проза. Когда в небольшом произведении много смысла, когда несмотря на скупые описания, герои получаются яркими, словно живыми, не книжными персонажами, а настоящими людьми. Очень жаль, что книги Санина не встретишь на полках книжных магазинов, которые по большей части забиты читабельным ширпотребом. Как-то это незаслуженно и даже немного обидно.

Книга прочитана в рамках "Книжного спринта". За помощь в выборе книги спасибо Phanta.

Лекарство от тяжелой жизни

13

У меня есть знакомый, который устроился на работу вахтенным методом в Воркуту, а конкретно на компрессорную станцию, обходчиком и проверщиком (или кем-то там еще) газопровода, если в двух словах упростить. Не суть. Так вот после первой же вахты он взвыл. Мол, условия тяжелейшие, в любую погоду километры наматывать, холодно, голодно и все в таком духе. Депрессия, разочарование - все «удовольствия» жизни. Кто знает, где находится Воркута, примерно представляют и климат. Так вот, перед очередной вахтой, которая началась у него буквально вчера, я посоветовала взять с собой вот этот вот сборник, прочитанный мной тоже на днях. Сказала, что это будет в тех его тяжелых рабочих условиях лучшим лекарством от депрессии. Вот вернется, проверим, помогло ли оно ему.
Теперь о книге.
Получилось так, что первую повесть из этого цикла("Зов полярных широт") , «Семьдесят два градуса ниже нуля», я прочитала пару - тройку недель назад. О впечатлениях моих можно узнать . Теперь вот добралась и до этой.
Прочитала с тем же огромным удовольствием.
«Трудно отпускает Антарктида» - приключения в экстремальных условиях продолжаются. И у меня такое чувство, что меня теперь Антарктида тоже просто так не отпустит. Хочу еще.
А вообще, от себя еще добавлю, что поразительно все-таки, как много человек может вынести. Какова же все-таки предельная грань человеческих возможностей? Джунгли, горы, пустыни, космос….льды, снега – где только не пробует свои силы такое беспомощное перед силами природы существо, как обычный человек. Это безумно интересно. Особенно в книгах таких писателей, как Санин.
И обязательно рекомендую тем, кому кажется, что их работа тяжела и невыносима, как лекарство от "тяжелой жизни".